Есть положения, в которых нельзя не погибнуть. Нет положения, из которого нельзя было бы выйти с честью.… Так как мы немцев не звали, то мы не хотим пользоваться благами относительного спокойствия и некоторой политической свободы, которые немцы нам принесли. Мы на это не имеем права… Мы — ваши враги. Мы можем быть вашими военнопленными, но вашими друзьями мы не будем до тех пор, пока идёт война.

Васи́лий Вита́льевич Шульги́н (1 [13] января 1878, Киев — 15 февраля 1976, Владимир) — русский политический и общественный деятель, публицист. Депутат Второй, Третьей и Четвёртой Государственных дум, во время Февральской революции принявший отречение из рук Николая II. Один из организаторов и идеологов Белого движения. Русский националист и монархист. Потомственный дворянин.

Шульгин был очень эрудированным человеком, знал несколько иностранных языков, играл на гитаре, фортепиано и скрипке. На гитаре и скрипке любил играть до последних дней жизни. В сорок лет стал вегетарианцем.

Шульгин был великолепным оратором. Выступая в Думе, Шульгин говорил негромко и вежливо, всегда оставаясь спокойным и иронично парируя выпады противников, за что получил прозвище «очковая змея». Советский публицист Д. Заславский такими словами описывал отношение к Шульгину его думских оппонентов: «Его ненавидели больше, чем Пуришкевича, больше, чем Крупенского, Замысловского и других думских черносотенцев и скандалистов». Сам же Шульгин позднее вспоминал о своих думских выступлениях:

Я как-то был в бою. Страшно? Нет… Страшно говорить в Государственной Думе… Почему? Не знаю… Может быть, потому что слушает вся Россия…
— Шульгин В. В. Дни

Судя по воспоминаниям Шульгина, Февральскую революцию он встретил без восторга. Вспоминая это время в эмиграции, он писал:

С первого же мгновения … отвращение залило мою душу, и с тех пор не оставляло меня во всю длительность «великой» русской революции. Бесконечная струя человеческого водопровода бросала в Думу всё новые и новые лица… Но сколько их ни было — у всех было одно лицо: гнусно-животно-тупое или гнусно-дьявольски-злобное… Боже, как это было гадко!… Так гадко, что, стиснув зубы, я чувствовал в себе одно тоскующее, бессильное и потому ещё более злобное бешенство…
Пулемётов!
Пулемётов — вот чего мне хотелось. Ибо я чувствовал, что только язык пулемётов доступен уличной толпе и что только он, свинец, может загнать обратно в его берлогу вырвавшегося на свободу страшного зверя…

Увы — этот зверь был… его величество русский народ…
— Шульгин В. В. Дни.
Слова Шульгина о том, что «революция вызывает желание взяться за пулемёты», стали впоследствии в некотором роде крылатым выражением.

Отказавшись войти во Временное правительство, Шульгин тем не менее всю весну и начало лета 1917 года оставался в Петрограде, всячески стараясь поддержать правительство, которое желал видеть сильным, и ни при каких условиях не признавая второй, стихийно возникший центр власти — Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов, поскольку его деятельность, по мнению Шульгина, была направлена на подрыв дисциплины в армии и прекращение войны. Постепенно он разочаровывался в революции, в совершении которой принял личное участие, — так, на совещании депутатов Государственной думы всех четырёх созывов, проходившем 27 апреля (9 мая), он заявил: «Нам от этой революции не отречься, мы с ней связались, мы с ней спаялись и несём за неё моральную ответственность». Он всё более приходил к убеждению, что революция идёт неверным путём, что реальные «завоевания революции» — пресловутые «свободы» — привели к развалу армии и двоевластию и выгодны только большевикам и Германии. Поэтому его не пугали перспективы утраты этих свобод — Шульгин писал в этот период: «Забудем пока о политической свободе. <…> Сейчас в опасности само существование России».

Шульгин начал издавать ежемесячный журнал «Малая Русь». Первый номер был подготовлен в январе 1918 года, но вышел лишь после восстановления в Киеве власти Центральной рады. В программной статье Шульгин, в частности, писал: «[украинцы] … объявили себя „суверенной державой“ и этой пустозвонной фразой лишили наш народ огромного земельного запаса на Востоке, который был в его распоряжении…».

С августа 1918 года Шульгин, находясь при Добровольческой армии, начал добиваться создания особого органа, в компетенцию которого входили бы задачи гражданского управления. Осенью им совместно с генералом А. М. Драгомировым было разработано «Положение об Особом совещании при Верховном руководителе Добровольческой армии», регламентирующее его работу. Название нового учреждения было навеяно воспоминаниями об Особом совещании во время Первой мировой войны, в работе которого Шульгин принимал участие. Шульгин вошёл в члены Особого совещания в качестве «министра без портфеля» и на первых порах принимал участие в его заседаниях. Однако после того как к работе этого органа привлекли представителей Кубанского правительства, Шульгину пришлось отойти от участия в работе Совещания, поскольку его фигура была неприемлема для кубанцев из-за резко отрицательного отношения Шульгина к кубанскому и украинскому сепаратизму. Официальный украинский представитель на Кубани барон Ф. Боржинский назвал Шульгина укр. «вiковичним ворогом… Матерi України», а в Киеве сам глава Украинской Державы гетман Скоропадский в частных беседах именовал Шульгина своим «личным врагом».

Отношения между главнокомандующим Добровольческой армией генералом А. И. Деникиным и Шульгиным не были простыми. Шульгин полагал, что твёрдая позиция Деникина в вопросах «непредрешения» в условиях, когда вся полнота власти находилась в его руках, была большим минусом. Шульгин объяснял такую позицию личными качествами главнокомандующего, прежде всего отсутствием настоящего «вкуса к власти». Совсем иначе Шульгин будет относиться впоследствии к барону Врангелю — «Кроме Врангеля я не видел лица, о котором можно было хотя бы мечтать, что он сбросит большевиков и возглавит Россию»

По настоянию Шульгина в одесских школах были введены уроки «краеведения» вместо «украиноведения» (для пропаганды «здорового местного патриотизма» вместо «иноземного предательства») и факультативные уроки «малороссийского просторечия» вместо обязательных уроков украинского языка, введённых ещё украинскими властями. Как вспоминал Шульгин, факультативные уроки гимназисты пропускали, предпочитая «играть в мяч». Так, во Второй одесской гимназии уроки «малорусского просторечия» посещали лишь два гимназиста — сыновья самого Шульгина.

После того, как французское командование распорядилось закрыть газету Шульгина «Россия» (что вызвало скандал в Одессе и критику даже со стороны политических противников Шульгина) и изгнало из Одессы официальных представителей Добровольческой армии генералов Гришина-Алмазова и А. С. Санникова, Шульгин посчитал, что оставаться в Одессе ему как представителю генерала Деникина унизительно, и 18 (31) марта 1919 года, всего за три дня до того, как французы объявили об эвакуации своих войск, покинул Одессу на судне, следовавшем на Анапу, а оттуда направился в Екатеринодар.

Несмотря на то, что Шульгин продолжал объявлять себя националистом и монархистом (при этом историк Репников указывал на то, что шовинистом Шульгин не был), его отношение к большевистскому режиму начало меняться. Считая, что большевизм постепенно эволюционировал и что «белая мысль» восторжествует над «красной оболочкой», Шульгин перешёл на соглашательские позиции, близкие к «сменовеховским». Шульгин писал о большевиках:

…наши идеи перескочили через фронт… они (большевики) восстановили русскую армию… Как это ни дико, но это так… Знамя Единой России фактически подняли большевики… фактически Интернационал оказался орудием…расширения территории…для власти, сидящей в Москве… нельзя не видеть, что русский язык во славу Интернационала опять занял шестую часть суши… большевики: 1) восстанавливают военное могущество России; 2) восстанавливают границы Российской державы… 3) подготовляют пришествие самодержца всероссийского…
— Шульгин В. В. Годы. Дни — 1920. — С. 795—797.

он писал: «Фашисты всех стран… неспособны подняться выше узко понимаемых ими интересов своего государства. …фашизм …имеет в себе самом нечто, что грозит страшной опасностью всему этому движению. Другими словами, фашизм склонен к самоуничтожению во взаимной борьбе». Разрабатывая в 1925 году программу для русской фашистской партии, он предлагал: «Не утверждай вслед за немцами, …что „родина превыше всего“. Родина выше всех остальных понятий человека, но выше родины — Бог. И когда ты захочешь „во имя родины“ напасть беспричинно на соседний народ, вспомни, что перед лицом Бога это грех, и отступи во имя Бога от своего намерения.… Люби свою родину „как самого себя“, но не делай её богом, …не становись идолопоклонником».

С началом Второй мировой войны Шульгин увидел в национал-социализме угрозу национальным интересам России. После захвата Югославии в апреле 1941 года Шульгин, с его же слов, отказался от любых контактов с германской администрацией, считая немцев врагами, но не призывая ни к борьбе, ни к союзу с нацистской Германией. Шульгин вспоминал, что «…ни с одним немцем за всю войну мне не удалось сказать ни одного слова». Летом 1944 года его сын Дмитрий, работавший в Польше на строительстве автомобильных дорог, прислал Шульгину документы, позволявшие ему выехать в одну из нейтральных стран, но Шульгин не воспользовался ими — в конце заявления нужно было написать: «Хайль Гитлер!», а Шульгин не мог этого сделать «из принципа»

Согласно точке зрения Шульгина этого периода, начало гражданской войны в России положил «похабный» Брестский мир, который многие граждане России не могли расценить тогда иначе, как предательскую капитуляцию и национальное унижение. Однако, осмысливая события тех дней через прошедшие годы, Шульгин пришёл к выводу, что позиция Ленина была не столь нереалистичной и иррациональной, — заключением мира, как писал Шульгин, большевики спасли от уничтожения на фронте Первой мировой миллионы русских жизней.

Как русский националист, Шульгин не мог не радоваться росту влияния Советского Союза в мире: «Красные… на свой манер прославили имя русское, …как никогда раньше». В самом социализме он видел дальнейшее развитие присущих русскому обществу черт — общинной организации, любви к авторитарной власти; даже атеизму он давал объяснение, что он есть всего лишь модификация православной веры.

Вместе с тем он не идеализировал советскую жизнь, и некоторые из его мрачных размышлений оказались пророческими. Он был обеспокоен силой уголовной среды, с которой ему пришлось познакомиться в заключении. Он считал, что при определённых обстоятельствах (ослаблении власти) эта «грозная» сила, «враждебная всякому созиданию», сможет выйти на поверхность и «жизнью овладеют бандиты». Нерешённой он считал и национальную проблему: «Положение Советской власти будет затруднительное, если, в минуту какого-нибудь ослабления центра, всякие народности, вошедшие в союз … СССР, будут подхвачены смерчем запоздалого сепаратизма». Серьёзной проблемой, по его мнению, был и низкий жизненный уровень в СССР, особенно в сравнении с уровнем жизни в развитых странах Европы, — он подметил, что такие черты, как утомлённость и раздражительность, превратились в национальные черты советского народа. Подводя итог, Шульгин писал:

Моё мнение, сложившееся за сорок лет наблюдения и размышления, сводится к тому, что для судеб всего человечества не только важно, а просто необходимо, чтобы коммунистический опыт, зашедший так далеко, был беспрепятственно доведён до конца.
То, что я пишу сейчас, это слабосильная старческая попытка перед тем как совсем, совсем отойти в сторону, высказать, как я понимаю, подводные камни, угрожающие кораблю Россия, на котором я когда-то плыл.
— Шульгин В. В. Опыт Ленина.
Историк Д. И. Бабков полагал, что Шульгин пришёл к пониманию и оправданию «опыта Ленина», но, по-прежнему, с позиций националистических и консервативных — «опыт Ленина» нужно «довести до конца» лишь только для того, чтобы русский народ окончательно «переболел» и навсегда избавился от «рецидива коммунистической болезни». Историки А. В. Репников и И. Н. Гребёнкин полагали, что Шульгина нельзя обвинять в желании выслужиться или подтвердить свою лояльность к советской власти для улучшения собственного положения. Написанием книги «Опыт Ленина» Шульгин пытался проанализировать произошедшие с Россией перемены и заставить власти прислушаться к его предупреждениям.

Советского гражданства Шульгин так и не принял. Живя за границей, он так же не принимал иностранного гражданства, оставаясь подданным Российской империи, себя в шутку называл апатридом. 27 июля 1968 года скончалась жена Шульгина. Проводив супругу в последний путь, Шульгин поселился рядом с кладбищем в деревне Вяткино под Владимиром и 40 дней прожил там, рядом со свежей могилой. За одиноким стариком ухаживали соседи по дому.

Спасибо Виталию за напоминание об этом человеке...
Интереснейшая биография: https://ru.wikipedia.org/…/%D0%A8%D1%83%D0%BB%D1%8C%D0%B3%D…

На моем наблюдательном пункте большое оживление — много «гостей», инспектор артиллерии фронта, ген. Дельвиг, некоторые чины штабов фронта и армии, иностранные военные агенты — свидетельство особого доверия к Железной дивизии… Картина незабываемая!… Вдруг далеко впереди за первой полосой показались редкие цепи наших стрелков — такие, казалось, одинокие и затерянные… Под сильным огнем австрийской артиллерии они шли на вторую полосу; вел их подполковник 13-го полка Тимановский — один из храбрейших железных стрелков, знаменитый «Степаныч», впоследствии — начальник Марковской дивизии. Шёл в открытую, опираясь на палку — в атаку он всегда ходил без оружия, — не спеша, останавливаясь, подзывая кого-то рукой. Появление этого батальона произвело большое впечатление на «гостей» наблюдательного пункта; они высыпали на открытый холм, чтобы лучше видеть, а наиболее экспансивный из них, итальянский военный агент, подполковник Марсенго, хлопая в ладоши, надрывая грудь, кричал: — Браво, браво!…
— Деникин А. И. Железная дивизия в Луцком прорыве.

1917 год... Идёт война, а в тылу беснуются бесы

Кирпичников Тимофей Иванович (1892 — конец 1917 или начало 1918) — деятель Февральской революции 1917 года в России.

Родился в крестьянской семье в Саранском уезде Пензенской губернии в 1892 году. Учился в народной школе. В армию призван до начала войны в связи с достижением призывного возраста.

Служил в Петрограде старшим фельдфебелем учебной команды запасного батальона лейб-гвардии Волынского полка, старшим унтер-офицером. Утром 27 февраля 1917 года в 5 часов утра поднял подчинённых ему солдат, вооружил и построил до прихода начальства. Накануне днём их командир штабс-капитан Лашкевич по приказу командующего Петроградским военным округом С. С. Хабалова водил команду в город: в столице произошли беспорядки, сопровождавшиеся насилиями и посягательствами на жизнь воинских и полицейских чинов. Ночью Тимофей Кирпичников подговорил своих помощников, «взводных», отказаться от участия в подавлении беспорядков. Придя в расположение части, Лашкевич встретил сопротивление подчинённых, пытался бежать и был застрелен.

Временное правительство чествовало Кирпичникова как «первого солдата, поднявшего оружие против царского строя». Он был произведён Временным правительством в подпрапорщики. От Волынского полка избран в состав Петроградского совета.

В апреле 1917 года во время бурных выступлений против Временного правительства организовал солдатскую демонстрацию в его поддержку. Это привело к падению авторитета Кирпичникова, быстро сошедшего с политической арены.

Был награждён Георгиевским крестом 4-й степени, вручённым Кирпичникову лично генералом Л. Г. Корниловым.

25 октября 1917 года, во время антибольшевистского похода генерала П. Н. Краснова на Петроград, Кирпичников попытался вновь поднять бунт среди солдат гарнизона, на сей раз против новой власти. Однако восстание юнкерских училищ не вызвало откликов среди солдат — план сорвался.

В ноябре Кирпичников смог сбежать из столицы на Дон, где попытался примкнуть к формируемой генералом Л. Г. Корниловым Добровольческой армии. На своё несчастье, обратился к полковнику А. П. Кутепову, одному из последних защитников самодержавия в Петрограде 27 февраля 1917 года. Между ними состоялся разговор, зафиксированный А. П. Кутеповым в воспоминаниях:
«Однажды ко мне в штаб явился молодой офицер, который весьма развязно сообщил мне, что приехал в Добровольческую армию сражаться с большевиками „за свободу народа“, которую большевики попирают. Я спросил его, где он был до сих пор и что делал, офицер рассказал мне, что был одним из первых „борцов за свободу народа“ и что в Петрограде он принимал деятельное участие в революции, выступив одним из первых против старого режима. Когда офицер хотел уйти, я приказал ему остаться и, вызвав дежурного офицера, послал за нарядом. Молодой офицер заволновался, побледнел и стал спрашивать, почему я его задерживаю. Сейчас увидите, сказал я и, когда наряд пришёл, приказал немедленно расстрелять этого „борца за свободу“.

По приказу Кутепова Кирпичников был расстрелян.

Источник: https://ru.wikipedia.org/…/%D0%9A%D0%B8%D1%80%D0%BF%D0%B8%D…

Продолжу тему «1917 год... Идёт война, а в тылу беснуются бесы».

Па́вел Никола́евич Милюко́в (15 (27) января 1859, Москва, Российская империя — 31 марта 1943, Экс-ле-Бен, Французское государство) — русский политический деятель, историк и публицист. Лидер Конституционно-демократической партии (Партии народной свободы, кадетской партии). Министр иностранных дел Временного правительства в 1917 году. С 1916 г. почётный доктор Кембриджского университета.

Революционная чистка генералитета в 1917 году (гучковская чистка, «избиение младенцев») — массовая генеральная чистка командования, начатая и проведённая первым Военным министром Временного правительства Гучковым в 1917 году «за свой страх и риск» — несмотря на неодобрительное отношение высшего военного командования к предложенным им мерам. Заявленной цели улучшить командный состав «гучковская чистка» не достигла, однако оказала серьёзное негативное воздействие как на саму армию, так и на внутриполитическую ситуацию в России, нарушив атмосферу единения между правительством и Верховным военным командованием.

С начала Февральской революции Гучков, получая сообщения с мест о самовольном смещении старых начальников (военных губернаторов, начальников гарнизонов, комендантов, воинских начальников) возникшими революционными комитетами и просьбы утвердить новых самочинных начальников, благодарил революционеров и временно утверждал их в должности своей властью военного министра.

Уже 6 марта 1917 года Гучков предпринял попытку убедить главного военного авторитета России Наштаверха генерала Алексеева в необходимости провести перестановки в высшем русском военном командовании. Намекнув Алексееву, что тот является единственным кандидатом на пост Верховного главнокомандующего, Гучков продолжил, говоря о необходимости решений, связанных с устранением «заведомо неспособных генералов».

Не получив поддержки среди высшего военного командования, военный министр, всё же начал чистку генералитета на свой страх и риск. Одним из первых кандидатов в списке высших офицеров, которых новая революционная власть решила отправить в отставку как неблагонадёжных, стал прославленный боевой генерал, герой Великой войны командующий 3-м конным корпусом генерал граф Ф. А. Келлер, отправивший 6 марта отрекшемуся императору верноподданнейшую телеграмму с просьбой не покидать престола, которая была перехвачена и перенаправлена Гучкову. Генерал отказался присягать «временщикам», заявив: «Я христианин, и думаю, что грешно менять присягу».

Дежурному генералу при Ставке было поручено составление перечня старших военачальников с краткой аттестацией каждого из генералов; этот перечень получил в Петербурге в среде военных хлесткое название — «мерзавки».

«Мерзавки» представляли собой список корпусных и дивизионных начальников с 6 графами. Первые 5 граф заполнялись оценками, дававшимися различными «пользовавшимися доверием» гучковскими собеседниками. В последней графе значился вывод в соответствии с большинством голосов: «достоин выдвижения», «может остаться», «подлежит изгнанию».

Историк Февральского переворота С. П. Мельгунов отмечает, что в такой гучковской системе оценки как политической, так и военной благонадёжности генералитета напрочь отсутствовал какой-либо объективный критерий: хорошо, если обвинения по политическим мотивам совпадали с отрицательной оценкой боевых качеств того или иного генерала, но такое совпадение было совершенно не обязательно.

По мнению генерала барона П. Н. Врангеля, гучковская «чистка» была «глубоко ошибочна», так как в результате устраняемые военачальники заменялись незнакомыми с частями генералами, что отражалось на боеспособности армии.

«Мне казалось всегда отвратительным и достойным презрения, когда люди для личного блага, наживы или личной безопасности готовы менять свои убеждения...»

Граф Фёдор Арту́рович (А́вгустович) Ке́ллер (12 (24) октября 1857, Курск — 8 (21) декабря 1918, Киев) — военачальник Русской Императорской армии, генерал от кавалерии, «первая шашка России». Один из руководителей Белого движения на Юге России в 1918 году. Зверски убит петлюровцами.

3 марта в штабе корпуса была получена телеграмма из Ставки об отречении Императора от Престола. Командир корпуса сразу же, не сомневаясь в своих офицерах, провёл собрание унтер-офицерского состава, где, выяснив и его преданность отрёкшемуся Царю, на 4 марта вызвал корпус в окрестности Оргеева, где, построив корпус в каре, и во всеуслышание своего корпуса заявил:

«Я получил депешу об отречении Государя и о каком-то там Временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить армию и Россию.»

Полкам 3-го корпуса зачитали тексты обоих актов отречения, солдаты отреагировали на это ярко выраженным недоумением. «Неожиданность ошеломила всех. Офицеры, так же, как и солдаты, были озадачены и подавлены». И только в нескольких группах солдат и интеллигенции — писарей, технических команд, санитаров — царило приподнятое настроение.

После переворота генерал Келлер предпринял всё, что было в его силах для поддержания порядка в частях корпуса и противодействия начавшимся в армии разрушительным революционным процессам, продолжал держать 3-й конный корпус в кулаке. Вступил в конфликт с новым военным министром Гучковым по причине протеста против вредных для армии вводимых им новшеств.

Уходить в отставку по собственному желанию генерал Ф. А. Келлер совершенно не собирался, поэтому неудивительно, что его позиция относительно происходящего в стране и в армии сделала его «одним из первых кандидатов в списке высших офицеров, которых новая революционная власть решила отправить в отставку как неблагонадёжных», а повода для отставки ждать долго не пришлось: граф Келлер отказался как сам приносить присягу Временному правительству, так и приводить к ней свой конный корпус.

Перехваченная верноподданническая телеграмма графа привела к прибытию вскоре в штаб келлеровского корпуса генерала Маннергейма, который предпринял попытку уговорить Келлера подчиниться Временному правительству или, как минимум, убедить его отказаться от воздействия в этом отношении на своих подчинённых. Однако граф не пошёл на уступки, отказался присягать Временному правительству, сказав:

«Я христианин, и думаю, что грешно менять присягу»
Генерал также заявил, что отказывается приводить свой корпус к присяге, так как не понимает существа и юридического обоснования верховной власти Временного правительства; не понимает, как можно присягать повиноваться Львову, Керенскому и прочим определённым лицам, которые могут ведь быть удалены или оставить свои посты…

Источник: https://ru.wikipedia.org/…/%D0%9A%D0%B5%D0%BB%D0%BB%D0%B5%D…

Как это все вышло? Как это я, Иван Лукьянович Солоневич, рост выше среднего, глаза обыкновенные, нос картошкой, вес семь пудов, особых примет не имеется, — как это я, мужчина и все прочее, мог допустить этот кабак. Как это мы, взрослые люди России, тридцать миллионов взрослых мужчин, могли допустить до этого? Как это мы не додрались до конца? Как это все мы, все поголовно, не взялись за винтовки?

Трон пал, и никто тогда не поднял и не развернул упавшего знамени, никто не встал под ним открыто, никто не встал за него публично. Как если бы никогда и не было дано присяги, как если бы угасли все священные обязательства монархии — и на верху, и внизу...

Иван Ильин.

http://russia.tv/brand/show/brand_id/10189

И третье наше бремя есть бремя народности . Сто семьдесят миллионов людей, то сосредоточенных, то рассеянных в степях, то затерянных в лесах и болотах; до ста восьмидесяти различных племен и наречий; и до самого двадцатого века — целая треть не славян и около одной шестой нехристианских исповеданий. Мы должны были принять и это бремя: не искоренить, не подавить, не поработить чужую кровь; не задушить иноплеменную и инославную жизнь; а дать всем жизнь, дыхание и великую родину. Найти ту духовную глубину, и ширину, и гибкость творческого акта, в лоне которых каждое включаемое племя нашло бы себе место и свободу посильно цвести, — одни доцветая, другие расцветая. Надо было создать духовную, культурную и правовую родину для всего этого разноголосого человеческого моря; всех соблюсти, всех примирить, всем дать молиться по-своему, трудиться по-своему, и лучших отовсюду вовлечь в государственное и культурное строительство. Но для этого мы должны были — прежде всего — сами расти, молиться, творить и петь. И вот Россия подъяла и бремя своих народностей, подъяла и понесла его; — единственное в мире явление…

Алексе́й Никола́евич Крыло́в — русский и советский кораблестроитель, механик и математик, академик Петербургской АН / РАН / АН СССР (с 1916 года; член-корреспондент с 1914 года), генерал флота (06.12.1916), генерал для особых поручений при морском министре Российской империи (1911), лауреат Сталинской премии (1941), Герой Социалистического Труда (1943).

Занимался проектированием линкоров-дредноутов типа «Императрица Мария» и «Севастополь». Был выдающимся математиком и механиком, инженером и изобретателем, замечательным педагогом и популяризатором научных знаний. Крылов читал лекции по теории кораблестроения будущим инженерам. Крылов излагал сложные вещи простыми словами. Перевод «Математических начал натуральной философии» Ньютона на русский язык принадлежит именно Крылову. Также Крылов писал научно-популярные книги. Хотя книги были предназначены для специалистов, изложены они были в научно-популярном стиле. Крылов серьёзно и ответственно относился к своим выступлениям. Благодаря Крылову, широкие массы инженеров и техников повышали свою специальную подготовку, приобщались к высокой культуре и становились новаторами в своей области деятельности.

Алексей Крылов родился 3 (15) августа 1863 года в селе Висяга Симбирской губернии в семье Николая Александровича Крылова (1830—1911) и Софьи Викторовны Ляпуновой. Отец, артиллерийский офицер, участник Крымской войны 1855—1856 годов, получил образование за казённый счёт, как сын ветерана, Александра Алексеевича Крылова, раненного под Бородино и при взятии Парижа (и награждённого золотым оружием за храбрость и орденами за боевые заслуги).

В 1878 году поступил в Морское училище, которое окончил с отличием в 1884 году. После окончания училища работал в компасной мастерской Гидрографического управления под руководством И. П. Колонга, где провёл своё первое научное исследование по девиации магнитных компасов. Теория магнитных и гирокомпасов прошла через всю его жизнь.

В 1887 году А. Н. Крылов перешёл на Франко-русский завод, а затем продолжил учёбу на кораблестроительном отделении Николаевской морской академии. После окончания курса (в 1890 году) остался в Академии, где вёл практические занятия по математике, а впоследствии курс теории корабля. По воспоминаниям самого А. Н. Крылова, с 1887 года его «главной специальностью стало кораблестроение, или, лучше сказать, приложение математики к разного рода вопросам морского дела». С этого началась его преподавательская деятельность, продолжавшаяся почти до самой смерти.

В 1890-е годы мировую известность приобрёл труд Крылова «Теория качки корабля», значительно расширивший теорию Уильяма Фруда. Работа А. Н. Крылова была первым всеобъемлющим теоретическим трудом в этой области. В 1896 году избран членом Английского общества корабельных инженеров. В 1898 году награждён золотой медалью Британского общества корабельных инженеров, причём это был первый случай в истории, когда медали удостаивался иностранец. Продолжая эти работы, создал теорию демпфирования (умирения) бортовой и килевой качки. Он первый предложил гироскопическое демпфирование (успокоение) бортовой качки, что сегодня является наиболее распространённым способом умирения бортовой качки.

С 1900 года А. Н. Крылов деятельно сотрудничает со Степаном Осиповичем Макаровым, адмиралом и учёным-кораблестроителем, работая над вопросом плавучести корабля. Итоги этой работы вскоре стали классическими и до сих пор широко используются в мире. Много лет спустя Крылов напишет о ранних идеях Макарова по борьбе с креном или дифферентом повреждённого корабля затоплением неповреждённых отсеков: «Это казалось морским чиновникам большой чушью. Потребовалось 35 лет… на то, чтобы их убедить, что идеи 22-летнего Макарова имеют большое практическое значение».

В 1900—1908 годах заведующий опытовым бассейном (его деятельность в этом качестве дала мощный импульс постановке научно-исследовательских работ в кораблестроении), в 1908—1910 годах — главный инспектор кораблестроения (начальник кораблестроительного отдела МТК и его председатель). С сентября 1908 г. — председатель Морского технического комитета[3]. С 1910 года — ординарный профессор Николаевской морской академии, консультант Адмиралтейского и Балтийского заводов. В 1911—1913 гг. — экстраординарный профессор Института инженеров путей сообщения. В 1915—1916 годах — председатель правительственного правления Путиловских заводов. Участвовал в проектировании и постройке первых русских линкоров-дредноутов типа «Севастополь».

В 1912 году подготовил текст доклада по вопросу о необходимости ассигнований 500 миллионов рублей на воссоздание флота. Доклад был прочитан в Государственной Думе морским министром И. К. Григоровичем и обеспечил выделение запрошенных средств.

В 1916 году Крылов возглавлял Главную физическую обсерваторию и Главное военно-метеорологическое управление. В 1917 году был назначен директором физической лаборатории Академии наук. В 1918 году — консультант комиссии особых артиллерийских опытов. В 1919—1920 годах — начальник Морской академии.

В 1917 году А. Н. Крылов был руководителем Русского общества пароходства и торговли. После Октябрьской революции он передал все суда советскому правительству и продолжал работать на развитие отечественного флота. В 1921 году Крылов был направлен в Лондон, как представитель советского правительства для восстановления зарубежных научных связей страны. В 1927 году он вернулся в Советский Союз.

В 1928—1931 гг. — директор Физико-математического института АН СССР.

А. Н. Крылов знаменит своими работами по гидродинамике, в том числе и по теории движения корабля на мелководье (он был первым, кто смог объяснить и рассчитать значительное увеличение гидродинамического сопротивления при небольших глубинах) и теорией единичных волн.

А. Н. Крылов — автор около 300 книг и статей. Они покрывают большой диапазон человеческого знания, включая судостроение, магнетизм, артиллерийское дело, математику, астрономию и геодезию. Широко используются его знаменитые таблицы непотопляемости.

В августе 1941 году А. Н. Крылов, вопреки его протестам, был отправлен в эвакуацию в Казань. Вернулся в Ленинград в августе 1945 года. В эвакуации он написал свои знаменитые «Мои воспоминания».

В 1944 году принял участие в судьбе Физического факультета МГУ. Он подписал письмо четырёх академиков В. М. Молотову, автором которого был А. Ф. Иоффе. Это письмо инициировало разрешение противостояния между так называемой «академической» и «университетской» физикой.

Перевёл на русский язык «Математические начала натуральной философии» Ньютона (1915).

А. Н. Крылов умер 26 октября 1945 года. Похоронен на «Литераторских мостках» Волкова кладбища неподалеку от И. П. Павлова и Д. И. Менделеева.
Источник: https://ru.wikipedia.org/…/%D0%9A%D1%80%D1%8B%D0%BB%D0%BE%D…