Раскол народа — чья-то мечта, а для народа беда. Гражданская война — худшая из войн... Как же горько осознавать, что брат пошел на брата. Сколько семей это затронуло? Всю страну... Русские рубят русских...

Среди людей малообразованных бытует мнение, что первый концлагерь появился в СССР в 30е годы. Но это далеко не так.

Первый концетрационный лагерь появился во время англо-бурской войны (1899 — 1902 гг) в Южной Африке. Затем отличилист немцы, в 1904 г. в Намибии. Затем в 1915 г. Заметьте не было еще фашистского режима.  Из доклада ООН 1985 года: «The Nazi aberration has unfortunately not been the only case of genocide in the twentieth century. Among other examples which can be cited as qualifying are the German massacre of Hereros in 1904… General von Trotha issued an extermination order; water-holes were poisoned and the African peace emissaries were shot. In all, three quarters of the Herero Africans were killed by the Germans then colonizing present-day Namibia, and the Hereros were reduced from 80,000 to some 15,000 starving refugees».

Справделивости ради стоит сказать что в 1918 году, во время Гражданской войны в России, появился Мудьюгский концентрационный лагерь. https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D1%83%D0%B4%D1%8C%D1%8E%D0%B3%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%BA%D0%BE%D0%BD%D1%86%D0%B5%D0%BD%D1%82%D1%80%D0%B0%D1%86%D0%B8%D0%BE%D0%BD%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%BB%D0%B0%D0%B3%D0%B5%D1%80%D1%8C

Я периодически наблюдаю ситуацию, когда люди уехавшие из России, начинают переключаться на какую-то ненависть. При этом они могут быть патриотами, но сознание переходит в очернение всего что происходит. Причем люди уехавшие из России до революции разительно отличаются в своей любви к России, демонстрируют доброту и искренне переживают за свою Родину. Наталья Петровна Врангель отличный пример, царство ей небесное. Эмигранты советской эпохи, наоборот часто скатываются в какую-то ненависть. Если вы состоите в белогвардейских пабликах, то понимаете о чем я. Люди просто захлебываются ненавистью, складывается ощущение, что они ждут когда Россию разорвут на части и будут рады этому... Эмиграция постсоветской эпохи (2000-х) уже более уважительно относится к России, но тем не менее проскакивает издевательское отношение в некоторых случаях.
Хороший пример такого преобразования это газета Наша Страна. Взять первый номер Ивана Солоневича, это 1948 год, http://nashastrana.net/wp-cont…/uploads/…/05/NS_1_online.pdf , ну нет там желчи, нет слепой ненависти... А вот год 2015, http://nashastrana.net/wp-content/uploads/NS-3025-OK.pdf , отвратительный язык, отвратительная ненависть, какая-то мифология... Теперь враг Россия? И не важно что уже давно нет коммунистов, и не важно что есть люди, которые стараются что-то восстанавливать, распространять знания, ставят памятники и выпускают книги.
Что это? Политика? Пропаганда? Воспитание? Отчего так происходит?

...Мне пришло в голову, что, хотя я и не большевик, однако не мог согласиться со своими родственниками и знакомыми и безоглядно клеймить все, что делается Советами только потому, что это делается Советами. Никто не спорит, они убили трех моих родных братьев, но они также спасли Россию от участи вассала союзников.

Некогда я ненавидел их, и руки у меня чесались добраться до Ленина или Троцкого, но тут я стал узнавать то об одном, то о другом конструктивном шаге московского правительства и ловил себя на том, что шепчу: «Браво!». Как все те христиане, что «ни холодны, ни горячи», я не знал иного способа излечиться от ненависти, кроме как потопить ее в другой, еще более жгучей. Предмет последней мне предложили поляки.

Когда ранней весной 1920-го я увидел заголовки французских газет, возвещавшие о триумфальном шествии Пилсудского по пшеничным полям Малороссии, что-то внутри меня не выдержало, и я забыл про то, что и года не прошло со дня расстрела моих братьев. Я только и думал: «Поляки вот-вот возьмут Киев! Извечные враги России вот-вот отрежут империю от ее западных рубежей!». Я не осмелился выражаться открыто, но, слушая вздорную болтовню беженцев и глядя в их лица, я всей душою желал Красной Армии победы.

Не важно, что я был великий князь. Я был русский офицер, давший клятву защищать Отечество от его врагов. Я был внуком человека, который грозил распахать улицы Варшавы, если поляки еще раз посмеют нарушить единство его империи. Неожиданно на ум пришла фраза того же самого моего предка семидесятидвухлетней давности. Прямо на донесении о «возмутительных действиях» бывшего русского офицера артиллерии Бакунина, который в Саксонии повел толпы немецких революционеров на штурм крепости, император Николай I написал аршинными буквами: «Ура нашим артиллеристам!».

Сходство моей и его реакции поразило меня. То же самое я чувствовал, когда красный командир Буденный разбил легионы Пилсудского и гнал его до самой Варшавы. На сей раз комплименты адресовались русским кавалеристам, но в остальном мало что изменилось со времен моего деда.

• Но вы, кажется, забываете, — возразил мой верный секретарь, — что, помимо прочего, победа Буденного означает конец надеждам Белой Армии в Крыму.

Справедливое его замечание не поколебало моих убеждений. Мне было ясно тогда, неспокойным летом двадцатого года, как ясно и сейчас, в спокойном тридцать третьем, что для достижения решающей победы над поляками Советское правительство сделало все, что обязано было бы сделать любое истинно народное правительство. Какой бы ни казалось иронией, что единство государства Российского приходится защищать участникам III Интернационала, фактом остается то, что с того самого дня Советы вынуждены проводить чисто национальную политику, которая есть не что иное, как многовековая политика, начатая Иваном Грозным, оформленная Петром Великим и достигшая вершины при Николае I: защищать рубежи государства любой ценой и шаг за шагом пробиваться к естественным границам на западе! Сейчас я уверен, что еще мои сыновья увидят тот день, когда придет конец не только нелепой независимости прибалтийских республик, но и Бессарабия с Польшей будут Россией отвоеваны, а картографам придется немало потрудиться над перечерчиванием границ на Дальнем Востоке.

В двадцатые годы я не отваживался заглядывать столь далеко. Тогда я был озабочен сугубо личной проблемой. Я видел, что Советы выходят из затянувшейся гражданской войны победителями. Я слышал, что они все меньше говорят на темы, которые занимали их первых пророков в тихие дни в «Кафе де Лила», и все больше о том, что всегда было жизненно важно для русского народа как единого целого. И я спрашивал себя со всей серьезностью, какой можно было ожидать от человека, лишенного значительного состояния и ставшего свидетелем уничтожения большинства собратьев: «Могу ли я, продукт империи, человек, воспитанный в вере в непогрешимость государства, по-прежнему осуждать нынешних правителей России?»

Ответ был и «да» и «нет». Господин Александр Романов кричал «да». Великий князь Александр говорил «нет». Первому было очевидно горько. Он обожал свои цветущие владения в Крыму и на Кавказе. Ему безумно хотелось еще раз войти в кабинет в своем дворце в С.-Петербурге, где несчетные книжные полки ломились от переплетенных в кожу томов по истории мореплавания и где он мог заполнить вечер приключениями, лелея древнегреческие монеты и вспоминая о тех годах, что ушли у него на их поиски.

К счастью для великого князя, его всегда отделяла от господина Романова некая грань. Обладатель громкого титула, он знал, что ему и ему подобным не полагалось обладать широкими познаниями или упражнять воображение, и поэтому при разрешении нынешнего затруднения он не колебался, поскольку попросту обязан был положиться на свою коллекцию традиций, банальных по сути, но удивительно действенных при принятии решений. Верность родине. Пример предков. Советы равных. Оставаться верным России и следовать примеру предков Романовых, которые никогда не мнили себя больше своей империи, означало допустить, что Советскому правительству следует помогать, не препятствовать его экспериментам и желать успеха в том, в чем Романовы потерпели неудачу.

Оставались еще советы равных. За одним-единственным исключением, они все считали меня сумасшедшим. Как это ни покажется невероятным, я нашел понимание и поддержку в лице одного европейского монарха, известного проницательностью своих суждений.

• Окажись вы в моем положении, — спросил я его напрямик, — позволили бы вы своей личной обиде и жажде мщения заслонить заботу о будущем вашей страны?

Вопрос заинтересовал его. Он все серьезно взвесил и предложил мне перефразировать вопрос.

• Давайте выразим это иначе, — сказал он, словно обращался к совету министров. — Что гуще: кровь или то, что я назвал бы «имперской субстанцией». Что дороже: жизнь ваших родственников или дальнейшее воплощение имперской идеи? Мой вопрос — это ответ на ваш. Если то, что вы любили в России, сводилось единственно к вашей семье, то вы никогда не сможете простить Советы. Но если вам суждено прожить свою жизнь, подобно мне желая сохранения империи, будь то под нынешним знаменем или под красным флагом победившей революции — то зачем колебаться? Почему не найти в себе достаточно мужества и не признать достижения тех, кто сменил вас?

....

Еще более жаркие дебаты ожидали меня в Клубе Армии и Флота [в США]. Его руководство считало само собой разумеющимся, что я буду проклинать Советскую Россию и предскажу неминуемый крах пятилетнему плану. От этого я отказался. Ничто не претит мне больше, нежели тот спектакль, когда русский изгнанник дает жажде возмездия заглушить свою национальную гордость. В беседе с членами Клуба Армии и Флота я дал понять, что я прежде всего русский и лишь потом великий князь. Я, как мог, описал им неограниченные ресурсы России и сказал, что не сомневаюсь в успешном выполнении пятилетки.

• На это может уйти, — добавил я, — еще год-другой, но если говорить о будущем, то этот план не просто будет выполнен — за ним должен последовать новый план, возможно, десятилетний или даже пятнадцатилетний. Россия больше никогда не опустится до положения мирового отстойника. Ни один царь никогда не смог бы претворить в жизнь столь грандиозную программу, потому что его действия сковывали слишком многие принципы, дипломатические и прочие. Нынешние правители России — реалисты. Они беспринципны — в том смысле, в каком был беспринципен Петр Великий. Они так же беспринципны, как ваши железнодорожные короли полвека назад или ваши банкиры сегодня, с той единственной разницей, что в их случае мы имеем дело с большей человеческой честностью и бескорыстием.

Так получилось, что за столом председателя, прямо рядом со мной, сидел генерал ***, потомок знаменитого железнодорожного магната и член советов правления полсотни корпораций. Когда под звуки весьма нерешительных аплодисментов я закончил, наши глаза встретились.

• Странно слышать такие речи от человека, чьих братьев расстреляли большевики, — сказал он с нескрываемым отвращением.

• Вы совершенно правы, генерал, — ответил я, — но, в конце концов, мы, Романовы, вообще странная семья. Величайший из нас убил собственного сына за то, что тот попытался вмешаться в выполнение его «пятилетнего плана».

Какое-то мгновение он молчал, затем попытался уйти от темы:

• Но что бы вы нам посоветовали предпринять, чтобы оградить себя от этой опасности?

• Честно говоря, не знаю, — сказал я. — Да и потом, генерал, это взгляд с вашей колокольни. Я русский, разве не видите.

Что же до остальных членов Клуба Армии и Флота, то я должен честно признать, что, когда первое потрясение прошло, они обступили меня, жали руку и хвалили за «искренность» и «мужество».

• Знаете, что вы сегодня натворили? — спросил президент клуба, когда я собрался уходить. — Вы сделали из меня почти что большевика...

Из мемуаров Великого князя Александра Михайловича

Гагарин! Герой, чьё имя знает весь мир. 55 лет назад этот человек бесстрашно пошёл навстречу бездне. Это тяжело представить, когда с парашютом прыгаешь — очень страшно, а тут летишь в неизвестность ради достижения всего человечества... Неописуемо, какой восторг у меня вызывает этот человек.
Я когда бывал в Kennedy Space Center, там конечно же есть наш Восток и портрет Гагарина. Так вот, там шел папа с ребенком, ну и ребенок спросил а кто это, что это. Папа объяснил и в конце добавил «He was a hero»... Хочется добавить Гагарин не только был, но есть и будет нашим героем.
А Яндекс красавцы! Сделали отличную работу, можно послушать запись полёта и понаблюдать многие показатели :)
https://www.yandex.ru/?cover=gagarin

И вотъ что мнѣ сказалъ императоръ Александръ III: — Я радъ, что былъ на войнѣ и видѣлъ самъ всѣ ужасы, неизбежно связанныя съ войной, и послѣ этого я думаю, что всякій человѣкъ съ сердцемъ не можетъ желать войны, а всякій правитель, которому Богомъ ввѣренъ народъ, долженъ принимать всѣ мѣры, для того чтобы избѣгать ужасовъ войны.

С. Ю. Витте. Воспоминанія

Георгій Ермолаевичъ Чаплинъ (5 апрѣля 1886, Тверская губернія — 1 февраля 1950, Лондонъ) — россійскій военный дѣятель, капитанъ 1-го ранга (іюль 1919). Одинъ изъ руководителей бѣлаго движенія на сѣверѣ Россіи. Изъ дворянской семьи. Владѣлъ англійскимъ, французскимъ и немецкимъ языками.

Участникъ Первой мировой войны, въ октябрѣ 1914 — іюлѣ 1915 года служилъ на базировавшейся въ русскомъ порту Либаве британской подводной лодкѣ Е1, принималъ активное участіе въ боевыхъ дѣйствіяхъ. Награжденъ орденомъ св. Анны 3-й степени съ мечами и бантомъ (1914), Георгіевскимъ оружіемъ (1915; «за подвиги мужества и храбрости, связанныя съ выполненіемъ или содѣйствіемъ къ выполненію опасныхъ операцій»), орденомъ св. Владиміра 4-й степени съ мечами и бантомъ (1916), орденомъ св. Георгія 4-й степени (1917; «за отличія въ дѣлахъ противъ непріятеля»), а также британскимъ Крестомъ за отлично-усердную службу (1916).

Весной 1918 года, въ условіяхъ развала русскаго флота, обратился къ представителямъ Великобританіи въ Петроградѣ съ просьбой о зачисленіи на британскую военную службу. Состоялъ въ подпольной петроградской организаціи доктора Ковалевского. По рекомендаціи британскаго военно-морского агента Фрэнсиса Ньютона Аллана Кроми направленъ съ документами британскаго офицера капитана Томсона на Сѣверъ Россіи. Въ ночь на 2 августа 1918 года возглавилъ военный переворотъ въ Архангельскѣ, въ результатѣ котораго въ городѣ была свергнута совѣтская власть. Сталъ командующимъ всѣми морскими и сухопутными вооруженными силами Верховнаго управленія Сѣверной области.

Съ весны 1919 года — командиръ 4-го Сѣвернаго стрѣлковаго полка, отличился въ бояхъ противъ большевиковъ въ мартѣ 1919 года, за что былъ награжденъ британскимъ орденомъ «За выдающіеся заслуги». Съ іюля 1919 года — капитанъ 1-го ранга, командующій рѣчными и озерными флотиліями Сѣверной области, активно содѣйствовалъ наступленію бѣлыхъ войскъ осенью 1919 года. Распорядился установить корабельныя орудія на баржи, которыя были приведены на буксирахъ на реку Сѣверная Двина и существенно помогли наступавшимъ войскамъ. Въ декабрѣ 1919 года награжденъ орденомъ св. Владиміра 3-й степени съ мечами и бантомъ. Послѣ неудачъ бѣлыхъ войскъ на фронтѣ въ началѣ 1920 года былъ однимъ изъ руководителей ихъ эвакуаціи изъ Архангельска въ февралѣ того же года.

Жилъ въ эмиграціи въ Англіи. Былъ членомъ союза взаимопомощи бывшихъ военнослужащихъ русскаго флота. Сохранилъ правыя политическія взгляды, участвовалъ въ Рейхенгальскомъ монархическомъ съѣздѣ (1921), былъ сторонникомъ великаго князя Кирилла Владиміровича, которому въ 1923 предлагалъ апеллировать за поддержкой къ россійскому крестьянству. Въ то же время старался дистанцироваться отъ эмигрантской политики, «споры и раздоры» которой представлялись ему ничтожными по сравненію съ реальными задачами. Съ августа 1930 года — предсѣдатель Союза участниковъ Гражданской войны въ Англіи, входившаго въ составъ РОВС, главой котораго въ это время сталъ хорошо знакомый Чаплину по службѣ въ Архангельскѣ генералъ Е. К. Миллеръ. Съ февраля 1939 года — одинъ изъ организаторовъ Россійскаго національнаго объединенія въ Лондонѣ. Мемуаристъ.

Послѣ начала Второй мировой войны предложилъ британскому Генштабу образовать русскій добровольческій корпусъ, который воевалъ бы противъ Германіи, а затѣмъ, возможно, и противъ СССР. Также выступилъ съ проектомъ формированія русскаго добровольческаго отряда для помощи Финляндіи во время совѣтско-финской войны. Однако эти предложенія не были реализованы.

Вступилъ въ британскую армію въ чинѣ майора, командовалъ 120-й ротой Королевскаго корпуса піонеровъ (инженеровъ), расквартированной на Шетландскихъ островахъ, гдѣ руководилъ проектированіемъ и строительствомъ оборонительныхъ сооруженій. По нѣкоторымъ даннымъ, участвовалъ въ боевыхъ дѣйствіяхъ въ Норвегіи въ 1940 году.

6 іюня 1944 года во главѣ своей воинской части высадился на побережье Нормандіи. По ошибкѣ высадка инженернаго подраздѣленія была произведена на участкѣ побережья, упорно оборонявшемся нѣмцами, и Чаплину пришлось возглавить прорывъ съ боемъ къ основнымъ силамъ британцевъ. Въ ходѣ прорыва была разгромлена одна изъ нѣмецкихъ воинскихъ частей. За успѣшныя дѣйствія былъ награжденъ орденомъ Британской имперіи.

Въ іюлѣ 1944 года разсматривался вопросъ о назначеніи Чаплина командиромъ части изъ бывшихъ совѣтскихъ военноплѣнныхъ, служившихъ въ нѣмецкихъ «восточныхъ батальонахъ» на территоріи Франціи и сдавшихся союзникамъ. Однако власти СССР рѣзко выступили противъ этого проекта, и онъ не былъ осуществленъ.

Въ 1944—1945 годахъ участвовалъ въ боевыхъ дѣйствіяхъ въ Бельгіи. Затѣмъ служилъ въ британской оккупаціонной зонѣ Германіи, нѣкоторое время былъ комендантомъ лагеря военноплѣнныхъ. Въ 1947 году былъ начальникомъ офицерской школы Королевскаго корпуса піонеровъ, вышелъ въ отставку въ чинѣ подполковника.

Въ послѣдніе годы жизни продолжалъ работу въ Россійскомъ національномъ объединеніи.

Источникъ: https://ru.wikipedia.org/…/%D0%A7%D0%B0%D0%BF%D0%BB%D0%B8%D…

Сергѣй Георгіевичъ Улагай (19 октября 1875 — 29 апрѣля 1944, Марсель) — кубанскій казакъ черкесскаго происхожденія, изъ шапсугского княжескаго рода участникъ Русско-японской, Первой мировой и Гражданской войнъ.

Одинъ изъ виднѣйшихъ кавалерійскихъ военачальниковъ Бѣлаго движенія. Первопоходникъ. Полковникъ (1917), генералъ-майоръ (1918), генералъ-лейтенантъ (1919). Кавалеръ ордена Святаго Георгія 4-й степени.

Происходилъ изъ семьи черкесскаго офицера на русской службѣ и дворянина изъ шапсугскихъ узденей Исламъ-Гирея Шехимовича Улагая (25.07.1835-22.11.1877 гг.), послѣ крещенія въ январѣ 1874 г. принявшаго имя Георгія Викторовича.

Русскій Кадетскій корпусъ. Рождественская елка. 1937 годъ

Источникъ: http://histrf.ru/…/cadet-history-mu…/cadet-history-1918-1964

Из великой русской литературы высовываются чахоточные “безвольные интеллигенты”. Американские корреспонденты с фронта Второй мировой войны писали о красноармейцах, которые с куском черствого хлеба в зубах и с соломой под шинелями — для плавучести — переправлялись вплавь через полузамерзший Одер и из последних сил вели последние бои с последними остатками когда-то непобедимых гитлеровских армий.

Для всякого разумного человека ясно: ни каратаевское непротивление злу, ни чеховское безволие, ни Достоевская любовь к страданию — со всей этой эпопеей не совместимы никак. Вначале Второй мировой войны немцы писали об энергии таких динамических рас, как немцы и японцы, и о государственной и прочей пассивности русского народа. И я ставил вопрос: “Если это так, то как вы объясните и мне, и себе, то обстоятельство, что пассивные русские люди — по тайге — прошли десять тысяч верст от Москвы до Камчатки и Сахалина, а динамическая японская раса не ухитрилась переправиться через 50 верст Лаперузова пролива? Или — как это самый пассивный народ в Европе — русские, смогли обзавестись 21 миллионом кв. км, а динамические немцы так и остались на своих 450 000?” Так что: или непротивление злу насилием, или двадцать один миллион кв. км. Или любовь к страданию, — или народная война против Гитлера, Наполеона, поляков, шведов и прочих. Или “анархизм русской души” — или империя на одну шестую часть земной суши. Русская литературная психология абсолютно несовместима с основными фактами русской истории. И точно так же несовместима и “история русской общественной мысли”. Кто-то врет: или история или мысль.